Авангард Леонтьев: «Ельцин умел держать удар»

Киноклуб Ельцин Центра 25 сентября принимал у себя актера, режиссера, педагога Авангарда Леонтьева. Свой творческий вечер «Антон Чехов. Привилегии дамского пола» гость посвятил блистательным рассуждениям классика о женской природе.

Он прочел со сцены рассказы «Бабы», «Дамы», «Красавицы», «Женское счастье», а также фрагменты переписки Чехова с женой, актрисой Художественного театра Ольгой Книппер-Чеховой. Авангард Леонтьев сопроводил программу показом фотографий из семейного альбома писателя. После состоялся разговор со зрителем.

Вечер вел бессменный ведущий киноклуба – киновед, член Российской академии кинематографических искусств, лауреат премии Москвы Вячеслав Шмыров.

Актер рассказал, как пришел в профессию. Актерские способности в нем проявились довольно рано. Он занимался в школьном драмкружке. Затем – в студии художественного слова в городском Доме пионеров у знаменитого педагога Анны Бовшек – ученицы Станиславского, которой посвятил книгу «Великое культурное противостояние».

В старших классах Авангард организовал театральную студию, в которой сам занимался с одноклассниками. После школы выбрал Школу-студию МХАТ имени В.И. Немировича-Данченко и по её окончанию поступил в московский театр «Современник».

В тридцать четыре года уже начал преподавать в ГИТИСе и Школе-студии МХАТ. Среди его учеников выдающиеся актеры: Елена Майорова, Ирина Апексимова, Сергей Газаров, Марина Зудина, Евгений Миронов, Олеся Судзиловская и Владимир Машков. Со своим педагогом они советуются до сих пор.

В 2004 году актер перешел в МХТ имени А.П. Чехова к своему другу и учителю Олегу Табакову. На счету Леонтьева более 60 ролей в кино и на телевидении. Может, не так много для такого мастера, но все его работы, даже второго плана абсолютно запоминающиеся. Участники киноклуба знакомы с его последней работой в фильме Сергея Ливнева «Ван Гоги», премьера которого состоялась в Ельцин Центре в начале марта.

Вечер завершился выступлением екатеринбургской группы «Авангард Леонтьев», что стало неожиданным, но приятным сюрпризом для гостя. Фронтмен группы Алексей Шестаков рассказал, почему они выбрали именно такое название. Напоследок Авангард Николаевич предложил сделать общую фотографию с музыкантами и участниками киноклуба.

Авангард Леонтьев помнит, как получал звание народного артиста и награду указом первого президента России в 1995 году. Он давно хотел побывать в Музее Бориса Ельцина. Впечатлениями и воспоминаниями актер поделился в своем интервью сайту Ельцин Центра.

– Давно мечтал увидеть музей Бориса Николаевича. Мне это было очень интересно потому, что я всегда очень хорошо относился к нему. На всех этапах его пути и сейчас особенно. Считаю, что и Михаил Горбачёв, и Борис Ельцин развернули страну от коммунизма к нормальной жизни, к общечеловеческим ценностям. Михаил Горбачёв провозгласил гласность, которой не было. Существовала строжайшая цензура. Думать ты мог о чём угодно, а вот говорить только о том, о чём пишут в газете «Правда» и передают в программе «Время». Естественно, в рамках пропагандистских клише. Горбачёв первым заговорил о свободе слова, а Ельцин поддерживал свободу слова на протяжении всего президентского правления. У него были ошибки, но он был абсолютным приверженцем свободы слова. Бориса Николаевича его противники буквально мешали с грязью. Чего только Зюганов не говорил. Но Ельцин никому не затыкал рта ни одному человеку, который ругал его публично в средствах массовой информации.

– Есть история про то, как Черномырдин пришел к Ельцину жаловаться на программу «Куклы». Говорил, что это уже не критика, а хамство. На это президент ему сказал: «Я терплю, и вы терпите!»

– Конечно, он об этом знал. Ему докладывали. Но, во-первых, он был настоящий мужик, который умел держать удар и не опускался до мести. А во-вторых, он понимал, что если он начнёт зажимать критику, то страна вернётся назад в коммунизм, тоталитаризм и авторитаризм. Не для этого он затевал все эти реформы. Сначала поддержал свободу слова. Потом стал опираться на продвинутых молодых экономистов. Началась экономическая перестройка, которая поначалу шла с большими неприятностями и потерями, высокими ценами. Но полки всё-таки наполнились в продуктовых магазинах, а то в советский период было очень тяжело. Помню, как я для мамы искал кефир. Объезжал на «Жигулях» несколько магазинов. В очередях стоял, чтобы добыть хоть какой-то кефир. Эта скудость продовольственной корзины последнего советского периода была невыносимой. Одежду можно было купить только в комиссионках. Молодежь не имела возможности одеваться модно. Благодаря Ельцину экономическая жизнь встала на правильные рельсы, по которым могла развиваться дальше. При нем были приняты судьбоносные для России решения. Музей рассказывает об этом. Считаю, что даже то, что он открыт здесь, в Екатеринбурге – это очень хорошо. Земляки должны гордиться своими выдающимися людьми, и тем, что у них есть такой замечательный Ельцин Центр.

– Вы ведь бывали в Свердловске при Ельцине?

– В 1976 году театр «Современник» был здесь на гастролях. Почти месяц. Я был в составе труппы. Борис Николаевич был вторым секретарём обкома партии, а первым был Рябов. Нас принимали очень хорошо. Возили на Уралмаш завод. Мне вчера подарили в Ельцин Центре фотографию, где мы у фонтана на фоне обкома партии. На фотографии Яков Рябов, Борис Ельцин, Олег Табаков, Галина Волчек, Игорь Кваша, я – рядом с Константином Райкиным, Нина Дорошина, Валентин Гафт. Эту фотографию никогда раньше не видел. Теперь она у меня есть, и я её уже послал по телефону в Москву. Понимаю, что создание такого музея потребовало больших материальных и интеллектуальных вложений. Но оно стоило того. Экспозиция невероятно насыщенная, можно провести в ней несколько часов и всего не охватишь. Хочется не поверхностно, а тщательно, поэтапно пробежаться по жизни Бориса Николаевича, заглянуть в документы, посмотреть хронику, его последнее выступление. Особенно, когда понимаешь, какой контраст он составлял в Москве всему аппарату. Он был белой вороной, всегда резал правду-матку. Горбачёв был белой вороной, но Ельцин на его фоне и вовсе был фигурой экзотической. Горбачёв ещё цеплялся за партийные традиции, за какие-то коммунистические догматы, пытался реформировать КПСС. А Ельцин просто взял и вышел из партии.

– Вы помните этот момент?

– Конечно. И как Лигачёв говорил: «Борис, ты не прав!». А мы все думали наоборот: «Борис ты прав!». Мы все были на стороне Ельцина. Когда он вышел из партии, все стали выходить, и я вышел. В «Современнике» состоялось собрание, на котором мы решили, что в театре не должно быть никакой партийной организации. Пусть все, кто хочет быть членами разных партий, ими будут, но они не должны влиять на жизнь театра. Вот такая пошла волна. И Горбачёв, и Ельцин были теми реформаторами, в которых нуждалась страна. Реформы нужны всегда. Без них не может быть развития. Я с удовольствием посмотрел музей и приду сюда ещё раз. Надеюсь, у меня будет больше времени, чтобы изучить его. Мне было интересно увидеть личные вещи Ельцина.

– Видели оранжевый свитер, который ему подарил Борис Немцов, в витрине подарков президенту на входе в музей?

– Нет, но очень хочу увидеть, пусть меня проводят.

– В восьмидесятые театр говорил эзоповым языком. Зритель учился читать между строк. В 90-е стало возможным говорить обо всём, но возникло ощущение, что театр как-то растерялся?

– Было от чего растеряться. Когда была тотальная цензура, когда каждый спектакль в любом театре Советского Союза сдавался партийному начальству. Его должна была принять комиссия Управления культуры горкома или обкома партии. Если в спектакле было хоть что-нибудь не соответствующее линии партии, его не принимали. Помню, спектакль «Провинциальные анекдоты» по пьесе Александра Вампилова в театре «Современник» сдавался восемь раз. В ролях там были Олег Табаков, Олег Даль, Анастасия Вертинская. В комиссии сидели далёкие от искусства дяденьки и тётеньки с железобетонным выражением лица. В президиумах обычно сидели с такими лицами. Чтобы ни случилось, ничего не должно было быть на лице. На всякий случай, чтобы не попасть впросак. На сцене играли комедию, и должна была быть соответствующая реакция. Иначе невозможно играть. Эту несчастную комедию играли восемь раз в пустом зале для нескольких человек. А они всё были недовольны. Составлялись протоколы, куда вносились их замечания и предложения заменить один текст на другой. Была тотальная цензура. И вдруг уже в ельцинское время приходит Михаил Шатров, знаменитый драматург и говорит: «Никаких комиссий теперь не будет. Принимать спектакли будете вы сами, и сдавать спектакли вы будете сами себе!». В «Современнике» шла его пьеса «Большевики». Это была фронда под видом исторического жанра. Он туда вживлял подлинные ленинские цитаты. И таким образом держал эту линию на обновление. Никакая комиссия не приняла бы этот спектакль. Но комиссии отменили, и это была такая радость. Казалось, что вот теперь будет здорово. А дальше, вы правы, наступила растерянность. Стало всё можно и все стали говорить правду, но в искусстве дело не только в правдоговорении, а в том, как вы эту правду говорите. Вот в чём искусство. Его сила не в том, чтобы сказать что-то, хотя и в этом тоже, но и в поисках художественной формы, которая тебя абсолютно в этом убедит. Мало холодно воспринять умом правду. Надо сердцем. Поэтому свобода слова и отсутствие цензуры сначала даже как-то деморализовали театр. Показалось, что если что-то говорить со сцены, то это и будет целью, а цель в искусстве всё-таки другая. Надо сделать произведение искусства. Такая революция была театру необходима. Её ждали. Слава богу, пока цензуры в театре нет, но появилась самоцензура. Мы стали опасаться и порой останавливаем сами себя. Может быть, о чём-то не стоит говорить, кто-то обидится, или того больше – оскорбится. Придут хулиганы, выплеснут на тебя дурно пахнущую жидкость, бросят свиную голову, как Олегу Табакову подкидывали на порог Художественного театра.

– Как же он всё это выдерживал?

– Олег Табаков был очень мудрым человеком, умеющим держать позицию и настаивать на своем. Он, как руководитель главного театра страны, отлично понимал, что должны быть рамки и не обо всём можно говорить со сцены. Есть границы, которые нельзя переступать. Но и ему устраивали провокации и подкладывали свинью. Самоцензура была в Табакове все последние годы. Хотя в искусстве её не должно быть. Должна быть полная свобода творчества. Надеюсь, такие времена ещё наступят.