Илья Кормильцев: быть на пике современности

26 сентября исполнилось бы 60 лет Илье Кормильцеву... Поэт, без которого не было бы легендарной рок-группы «Наутилус Помпилиус» Фото: Валерий Христофоров (Тасс) / Геннадий Богатырёв

26 сентября исполнилось бы 60 лет Илье Кормильцеву... Поэт, без которого не было бы легендарной рок-группы «Наутилус Помпилиус», родился в 1959 году в Свердловске, а скончался 12 лет назад в Лондоне – от рака позвоночника...Илья Кормильцев прожил не так уж и много – 47 лет. О нём самом, о его творчестве написано и сказано немало. Больше как о поэте, сочинившем тексты лучших песен «Наутилуса Помпилиуса» и ещё нескольких свердловских групп. Как о публицисте, издателе, даже как об общественном деятеле. Важная страница деятельности Кормильцева – литературные переводы – как-то теряется между первым пунктом и вторым. Нет, конечно, представляя его в том или ином тексте, всегда пишут – переводчик, но почему-то известно об этом не так много.

Перечислить все переводы Кормильцева на одной газетной полосе невозможно . В мемуарах сам автор отмечал, что ещё в детстве брал двуязычную книгу Шекспира и пробовал делать перевод. Кормильцев окончил свердловскую английскую спецшколу №70, затем химфак Уральского университета.

В 80-х, когда «Наутилус» взбирался на пик своей популярности, а со сцены звучали настоящие хиты, написанные Кормильцевым, переводы оставались частью его творческой жизни. В конце 80-х в интервью он говорил : «Работа переводчика мне нравится так же сильно, как сочинение стихов». Там же добавлял, что знает около дюжины языков и подрабатывает переводчиком технической литературы.

Конечно, в 90-х и начале «нулевых», когда дела с «Нау» постепенно сходили на нет, Илья Кормильцев занялся переводами плотнее. Сотрудничал с разными издательствами, а впоследствии организовал своё – прогрессивное и неоднозначное «Ультра.Культура».

Он открывал для русских читателей современную западную литературу, знакомил с новым пластом словесности. Был первопроходцем. Он переводил Ирвина Уэлша, Чака Паланика, Фредерика Бегбедера, Уильяма Берроуза, Тома Стоппарда, Мишеля Уэльбека, Ника Кейва . А вместе с тем Клайва Льюиса, Джона Толкина .

Именно в переводах Ильи Кормильцева впервые вышли культовые «Бойцовский клуб» Паланика, «На игле» Уэлша, «Мечтатели» Адэра , «Каникулы в коме» Бегбедера. Он подготовил уникальный сборник «Антология поэзии битников» – полное исследование поэтического наследия битников с текстами Кауфмана, Керуака, Гинзберга и многих других.

Ещё в Свердловске, а потом и в Москве, Илья Кормильцев сотрудничал с другим уральским переводчиком и поэтом – Аркадием Застырцем .

– Мне кажется, что переводы – важный аспект его деятельности, – рассказывает «Облгазете» Аркадий Валерьевич. – Может быть, даже более важный, чем тексты для «Урфин Джюса» и «Наутилуса». Но это станет понятно со временем. Такие вещи не сразу проявляются в своей истине и цене. Но всё к тому идёт.

– Вы помните первую встречу с Кормильцевым?

– Хорошо помню. Познакомились в военном лагере. Мы учились совершенно на разных факультетах: я – на философском, а он – на химфаке. Так что до этого мы с ним не пересекались, а вот на военных сборах встретились. Это было настоящее испытание для изнеженных жизнью студентов, которые в армии до этого не служили. Мы шапошно познакомились, не очень близко. Я присматривался к нему, он мне показался симпатичным человеком. Внешне он мне напоминал Элтона Джона ( смеётся ). Кстати, на этих сборах часто уходили в самоволку в Богданович, который был рядом. Илья был в роте, которой командовал… Юрий Казарин ( ныне известный уральский поэт. – Прим «ОГ» ). Был такой эпизод: сидим мы вечером у леса и вдруг, как в кино, выходит к нам Илья Кормильцев. В белом солдатском белье, на шее – гитара, навеселе. Юрий Казарин отправил его в палатку, где Илью уже привели в порядок ( смеётся ). И в итоге закрыл глаза на эту провинность. Потом мы, конечно, познакомились ближе, в конце 80-х.

– Илья Кормильцев тогда предложил вам сделать довольно смелый шаг – впервые перевести «Философию в будуаре» маркиза де Сада .

– Кормильцева тянуло на всё необычное. Он тогда участвовал в издании журнала «Микс», к которому в виде приложения выпускались книги. И да, Илья предложил мне перевести «Философию в будуаре», которая в моём переводе звучала как «Любомудрие в будуаре». А мне было страшно. Конец 80-х, ещё советское время. Когда познакомился с оригиналом, сказал – не буду это переводить. Сказал, что не хочу садиться в тюрьму за распространение порнографии. Но Илья меня уговорил найти способ перевода, чтобы это не превратилось в порнографический текст. И я придумал вариант. Илья меня вдохновил, можно так сказать. Де Сад жил в XVIII веке, и я подумал, что на русский язык его можно переводить в стилистике того столетия. Но это не единственная переводческая работа, которую мне предоставил Илья. Были ещё сказки Толкина. Книга, для которой я перевёл все стихотворные тексты, а Илья – прозаические.

– Для Кормильцева тогда работа переводчиком была основной?

– Он какими только переводами тогда не занимался. Брался за любую работу. В том числе работал как синхронный переводчик. Его способности как полиглота были потрясающие. Например, один раз в Екатеринбург приехала какая-то волейбольная команда, говорящая на португальском языке. Так специально для того, чтобы сопровождать игроков – Илья изучил португальский. Буквально за считанные недели. И потом мне рассказывал об особенностях этого языка. Меня это поражало.

– Из его переводов что вам ближе всего?

– Клайв Стейплз Льюис. Эти переводы я считаю одной из лучших его работ. Он первый перевёл повесть «Пока мы лиц не обрели». Замечательная работа. Это, конечно, моё субъективное мнение. Лично я ставлю Льюиса в один ряд с такими британскими писателями, как Диккенс, Честертон , Толкин. Когда Илья жил в Москве, он хотел издать полное собрание сочинений Льюиса. Сколько-то томов у него получилось издать.

– Это вообще была глобальная идея у Кормильцева – переводить что-то впервые на русский язык?

– Вероятно, у него был такой спортивный интерес. Думаю, что такое есть у каждого переводчика – прокладывать новый путь, быть первопроходцем. Думаю, это была Задача – с большой буквы. Илья предпочитал быть своего рода просветителем. У него был такой запал в душе. И совершенно бескорыстный. Кто работает ради денег – ничего кроме денег не получает. На первом месте для него, как и для меня, тогда стояли не деньги.

Переводчик он был очень грамотный и корректный. Мне вспоминается такая история: когда шла работа над книгой «Антология поэзии битников», в которой мне тоже посчастливилось поучаствовать, Илья передал мне подстрочники, сделанные им самим. Он сам вполне мог довести до ума эти переводы, но поручил это мне. Этот пример – отсутствие у него авторского эгоизма. Он по каким-то причинам решил – что лучше это сделаю я. В большой степени Кормильцев был организатором, издателем.

– А что было важнее: стихи или проза?

– Прозы больше, но стихи он переводил. Правда, более современных поэтов, в отличие от меня. Если меня увлекал, например, Франсуа Вийон , то Илье это было совершенно не интересно. Он был на пике современности. И не только в плане литературы. Это и политика, и религия. Он с одинаковым жаром изучал многие вещи. Например, ислам. Он всю жизнь занимался поиском. Поиском реперных точек в мировоззрении, во взглядах на жизнь, на смерть. И, по-моему, так и не утвердился ни в чём. Такой он был человек – вечно ищущий.

Журналист «Облгазеты» Владимир Васильев – давний поклонник творчества Ильи Кормильцева. Наш коллега был лично знаком с поэтом, сделал с ним несколько интервью, организовал первую публикацию кормильцевской прозы и даже «спровоцировал» Илью на громкий политический демарш – отказ от премии Ленинского комсомола (подробнее – в «ОГ» за 29 ноября 2014 года)… Накануне юбилея великого земляка журналист решился на, как он сам говорит, самоубийственный поступок – сделал художественные переводы двух англоязычных стихотворений Ильи Кормильцева.

 – Владимир, а почему это самоубийственный поступок?– Ну как… Когда берёшься за такого автора, то твои тексты начинают сравнивать с его текстами. А уровень Кормильцева, сами понимаете, какой.

– Раньше делали стихотворные переводы?– Сочинением собственно стихов я никогда особо не увлекался. В юности, когда играл в школьном ВИА, что-то писал, в университете немного… А потом – только эпизодически. А вот стихотворными переводами занимаюсь довольно плотно. Знакомые музыканты, у которых своя кавер-группа, как-то захотели петь иностранные хиты на русском. И обратились ко мне за помощью – мол, ты же работаешь со словом. Я сделал, им понравилось. Так и сотрудничаем уже несколько лет.

– Возвращаясь к Кормильцеву… Я никогда не слышал, что он писал стихи на иностранных языках…– Я тоже узнал об этом относительно недавно. Два года назад вышел в свет трёхтомник Ильи, и вот там есть четыре стиха на английском. 

– Четыре? Вы перевели только два.

– Да. Два других, говоря современным языком, мне «не зашли». Одно из них такое, не знаю как сказать… Представьте себе стихотворное описание сюрреалистеской картины – Сальвадора Дали , например, или Рене Магритта . Я не проникся. А другая вещь называется «Смерть – это стоп-кадр». Такая метафора показалась мне ошибочной: стоп-кадр – это, скорее, реанимация, а смерть – это всё, конец фильма… Но будет здорово, если кто-то увидит в этих стихах неувиденное мною и «русифицирует» их. 

– Перевели Кормильцева – уже получили первые отклики? 

– Когда что-то сделаешь – этим, конечно, хочется поделиться. Я показал переводы двум екатеринбургским поэтам, лауреатам премии им. Бажова. Они высказали свои замечания. С большинством из них я согласился и внёс поправки. Но кое-что оставил по-своему…

– Например?

– В одном из моих переводов рифмы, скажем так, фрагментарны (то есть не все строки рифмуются). Мне сказали, что так нельзя: рифма должна либо везде быть, либо везде отсутствовать.

– Логично. Это же одна из поэтических аксиом…

– Да. Но здесь важна конкретная ситуация. Илья Кормильцев такие фрагментарные рифмы использовал в промышленных масштабах. Возьмите, например, такие его классические стихи, как «Я хочу быть с тобой» или «Эта музыка будет вечной» – и вы в этом убедитесь. Но если Илья такой приём использовал и при этом, по общему мнению, у него получались отличные стихи, то почему же нельзя делать то же самое при переводе? Мне кажется, что это как раз надо делать… Илья, кстати, имел весьма «экстремистскую» точку зрения на литературные правила.  В конце 80-х годов вышла статья «Секситет-а-тет» бывшего менеджера «Наутилуса» Александра Калужского , в которой он указал на игнорирование Кормильцевым некоторых законов стихосложения. И как-то, разговаривая с Ильёй, я его спросил, что он об этом думает. Он ответил, что для него в стихах главное – смысл, содержание, а форма – вещь второстепенная, и если для лучшего донесения смысла надо отринуть какие-то «эстетские установки» – это надо делать не раздумывая: «Все эти каноны важны только профессорам литературы, а обычному человеку на них плевать, он про них чаще всего и не знает». То есть для Кормильцева классические правила стихосложения представлялись лишь одним из вариантов. Он довольно часто их соблюдал, но их обязательность отрицал на принципиальном уровне, потому что считал, что они ограничивают возможности поэта. Я бы сказал, что стихи Ильи – это победа содержания над формой.

Дерзкие птицы

Я никогда не буду царём.

А ты – никогда не станешь царицей.

Но кого это трогает, детка?

Кого это трогает?

Мы будем с тобою вдвоём

Парить в небесах.               

Как дерзкие птицы,

Поднимаясь до Бога...

До самого Бога, детка!

Жизнь – трагический фарс.

 Но любовь

Может сделать спектакль волшебным.

Если мы постараемся, детка.Если мы – постараемся.

Этот мир эфемерен, как волны.

Империи «вечные» – и те гибнут,

Даже следа не оставив

.Ничего не оставив...Не сдержать мне в ладонях своих

Песчинки секунд.                 

Но в каждой из них

Я лицо твоё вижу, детка.

Я лицо твоё ви...

Куклы

Мы лежим на асфальте в бензиновых лужах.

Наши волосы слиплись, а голос – простужен,

Пальцы голые крючит осенняя стужа...

Мы лишь мусор теперь, даже нищим не нужный

Он жесток, как война, – мир пластмассовых кукол:

Счастья только чуть-чуть, в основном – боль и мука.

Каждый миг новых кукол наш мир производит

–Они краше, моложе, одеты по моде.

Нас швырнули в окно, им места расчищая...

Мы замёрзнем с тобой у закрытых врат рая.

Он жесток, как война, – мир пластмассовых кукол:

Счастье только сперва, а потом – боль и мука

«Энергия слова»: литературная полоса
Знакомим с мнением и творчеством уральских поэтов и писателей.