«У меня ВИЧ. Все хорошо, мам»: уралец пишет пьесы про людей, о которых обычно не ставят спектакли

Уралец, ученик драматурга Николая Коляды Дмитрий Соколов начал писать пьесы после 30. Сегодня ему 35, в его арсенале семь пьес. Большинство из них поставлены и идут в Питере, Москве и даже в Германии — на сцене государственного театра Ольденбурга. Соколов говорит, что хорошая пьеса должна быть про самого драматурга — и пишет про ВИЧ и геев. Он рассказал E1.RU, почему считает, что говорить об этом важно, и почему, по его мнению, пьесу про геев никогда не поставят в России. Хотя публика в Германии от его Russian Boy была в восторге. 

— Главный герой вашей пьесы Russian Boy — гей (молодой человек, который пытается пробиться в шоу-бизнес и подрабатывает в гей-сауне. — Прим. ред .). Как спектакль по ней приняла публика в России, а как — в Германии?

— В Екатеринбурге на премьере реакция была неоднозначная. В пьесе есть текст про фекалии, человек сравнивает себя с говном, которое плывет в канализации, потому что он никому не нужен. Мне нужно было показать весь ужас человека, который дошел до дна, у которого плохо со всем: с матерью, любимым человеком, работой, учебой, его избили, денег нет, платить аренду нечем. Были моменты, когда в зале была гробовая тишина и людям было физически плохо, их буквально тошнило. 

В Германии пьесу приняли очень круто, я вообще не ожидал такого, мне казалось, что эту историю толерантным во всем немцам не понять. Они уважают твое личное пространство, им не важно, с кем ты спишь, что ты ешь, они не закрывают окна — в основном у них нет штор. А пьеса как раз о нетолерантности с одной стороны, а с другой — о проблемах, которые есть в России, об отношениях, о любви, о выборе и о случаях, когда человек не может принять себя. 

Сегодня у меня премьера в Германии. Спектакль «Russian Boy». Такая сцена красивая... Еду в театр и думаю, хорошо бы в будущем придумали маски для лица. Не косметические. Как кожа. То есть визуально на ней буду я. Но никто не увидит моей сути, воспаленной кожи, разбегающихся от страха и волнения глаз, потекших слез и соплей. Всем предстану другой я, с ровным цветом лица, с горящим взглядом и счастливой улыбкой. Ведь так должен выглядеть драматург в день премьеры. #playrussianboy #oldenburgstaatstheater #russianboy

Публикация от Dima Sokolov (@moredramaplz) 17 Ноя 2018 в 5:06 PST

Публикация от Dima Sokolov (@moredramaplz) 18 Ноя 2018 в 6:39 PST

— Вы именно такой реакции российской публики добивались?

— Да, я вообще люблю, чтобы пьесы задевали, люблю говорить о вещах, которые есть, но почему-то все делают вид, что их нет. Например, о ВИЧ, тема которого поднимается в другой моей пьесе — «Я завтра не умру» (история молодой девушки, которая боится рассказать родной маме и парню из тиндера про свой диагноз. — Прим. ред .). Мне всегда было странно: все знают, что это есть, по статистике им заражен каждый пятнадцатый, в Екатеринбурге ситуация одна из самых громких по сравнению с другими городами. Но при этом в театрах эта проблема не звучит. С телевидением понятно — его полностью контролируют, осталось одно свободное пристанище — театры, но и там нет. А это важная тема, она волнует людей, и я уверен, что мои современники хотят найти поддержку, услышать какую-то историю и понять, что все не так плохо, все на этом диагнозе не заканчивается и они завтра не умрут. 

Я не понаслышке с этим знаком, в моей семье знают, что такое ВИЧ, и это одна из причин, почему мне хотелось поговорить об этом в пьесе. Другая причина — когда я начал над ней работать и смотреть фильмы про ВИЧ, которые мне попадались, я понял, что они все в черной краске, все на миноре, и если в конце герой не умер, то нас подвели к тому, что он продал все, уехал на море, потому что хочет последние полгода пожить так, как мечтал. 

В действительности сегодня все не так, сегодня надо постараться умереть от ВИЧ — не принимать таблетки, очень часто употреблять сильные наркотики, пить водку с утра, чтобы убить свой иммунитет. Препараты, которые принимают ВИЧ-инфицированные, позволяют проживать полноценную, точно такую же, как здоровому человеку, жизнь. Если ты лечишься, у тебя нулевая вирусная нагрузка, ты не можешь передать вирус вообще, ты можешь иметь здоровых детей. Ты умрешь скорее от того, что тебя машина собьет или кирпич на голову упадет.

Я понимаю, что как драматург рискую, потому что пьеса про гей-жизнь в России не будет поставлена ни в одном театре, даже в Москве. Пьеса про ВИЧ — как повезет, театры не мечтают о таком, нафиг им такая тема? Обычный человек, в силу пропаганды, когда слышит о ВИЧ, линкует эту тему со СПИДом, думает: «У меня точно такого нет» — и не идет в театр.

Публикация от Dima Sokolov (@moredramaplz) 17 Июл 2019 в 12:17 PDT

— А вы самостоятельно предлагали эти пьесы театрам в России?

— У меня была пьеса «Бы», я сначала поставил ее в Екатеринбурге, как дань уважения Николаю Коляде, у которого до этого учился три месяца драматургии, писал для моей любимой актрисы Тамары Зиминой. Тогда я пришел сам. Но чаще пьесы забирают в театры с «Любимовки» — это главный фестиваль драматургии в Москве, он для нас, как «Оскар» для киношников. Возможность показать пьесу режиссерам со всей страны и даже мира. И если повезет, твой текст найдет свою сцену.

Поэтому задача драматурга — написать такую пьесу, которая победит в конкурсах. Мои пьесы «Бы», «Russian Boy», «Крыша» заметили именно после «Любимовки». Да, ходить обивать пороги — это способ, но у каждого же своя работа, я не могу делать все. Я как драматург выполнил свою часть, пьеса написана, на конкурсы отправлена. Не прошла «Я завтра не умру» в этом году ни на один конкурс, не считает жюри эту пьесу достойной обсуждения, читки, постановки ее в театрах.

— Обидно из-за того, что пьесу про ВИЧ на конкурсах не оценили?

— Я вообще пока поставил на паузу историю с драматургией, решил, что это моя последняя пьеса. Прошел запал, в какой-то момент в этом году я понял, что все темы, которые волновали, я поднял. Высказался. Хорошая пьеса всегда про себя: даже если сюжет тебя не касается, боль-то все равно твоя. А мне на сегодняшний день больше нечего сказать нового про себя. А повторяться из пьесы в пьесу неинтересно, скучно. Нет в этом вызова. 

— Первую пьесу вы показали Николаю Коляде, а остальные кому-то показывали? Чье мнение для вас важно?

— В первых пьесах, особенно в самой первой, конечно, очень важно мнение других, ты показываешь ее друзьям, еще кому-то. Со временем это проходит, потому что ты понимаешь, что обычные люди не могут дать объективный разбор. Сейчас я мнения о своих пьесах ни у кого особо не спрашиваю.

Когда я показал Коляде свою первую работу, он сказал: «Это полное говно, отстань от меня с этой дурацкой пьесой». Но он когда говорит «полное говно», делает это любя, понимаешь, что он все равно за тебя, хочет, чтобы ты просто лучше написал. Коляда сказал «говно», но в то же время — «ладно, ставь». И мы с Зиминой, великой актрисой, сделали этот спектакль.

— Сейчас вы поддерживаете общение с Николаем Колядой? Дружите?

— Отношения мы не поддерживаем, но когда в Москве гастроли Коляда-театра, я обязательно прихожу, дарю драматургу цветы, покупаю его новую книжку и говорю «спасибо». Коляда — человек непростой, и все это знают. Я не знаком с людьми, у которых были бы с ним простые отношения. У меня они тоже непростые, но он был моим учителем и катализатором. Я читал его «Капсулу времени» и ржал, как ненормальный, а потом рыдал. Она так на меня подействовала, что захотелось что-то написать самому. Это была первая пьеса, после прочтения которой возникло желание заниматься драматургией. Поэтому я ему благодарен. 

— Темы пьес — острые, хейтеров у вас наверняка много. Как с этим справляетесь?

— Я уже понял для себя, что способ только один — идти своей дорогой, не обращать внимания. Слава богу, что сейчас все эти хейтеры в интернете, и разговор с ними простой — никакой. Но самые смешные критические комменты я даже выкладываю. Я научился ловить определенный кайф в этом. Попробуйте, это реально иногда очень смешно.

— Не могу не спросить вас про «московское дело» и актера Павла Устинова, которому дали 3,5 года колонии за то, что он якобы вывихнул плечо росгвардейцу на акции протеста (позднее суд отпустил его из СИЗО ). Следите за происходящим? Что думаете?

— Я считаю, что есть точка невозврата, и она уже пройдена. Я слежу за делом и поддерживаю Устинова, ну а как? Это просто уже вопиющая несправедливость. Когда есть видео, на котором человек стоит, никого не трогает, к нему подбегают здоровенные амбалы и этого худенького театрального мальчика хватают и говорят, что он сопротивлялся, травмировал росгвардейца, и суд выносит решение — 3,5 года колонии. Это безобразие, я рад, что люди не молчат. Вообще-то во всем мире выход на улицы — это нормально, это способ говорения с властью.

— А вы присоединились к пикетам у администрации президента в Москве, которые проходили из-за Устинова ?

— К ним — нет, я был в разъездах, у меня были перелеты, все, что я мог сделать, — говорить на эту тему со своей аудитории в соцсетях. Был бы в Москве или в Екатеринбурге — вышел бы с одиночным пикетом. В июне я стоял ночью с плакатами у здания МВД из-за дела Голунова. Мне нравится теория малых дел: если нет возможности поговорить с Путиным прямо сейчас, сделай то, что можешь, хотя бы что-то.

Публикация от Dima Sokolov (@moredramaplz) 10 Июн 2019 в 4:20 PDT

— Вы работали на Первом канале, а потом ушли на оппозиционный «Дождь». Почему?

— Переход не был резким. Я когда уезжал из Екатеринбурга и уходил с ОТВ, естественно, хотел работать где-то на телике и тогда устроился на Первый канал. Потом на НТВ, а потом — ушел в бизнес. Собственно, еще в Екатеринбурге я в свое время открыл школу танцев Drive Dance. Опять-таки потому, что люди знали меня, верили мне и в меня, помогали деньгами, дали помещение. А потом я раскрутил этот бизнес и продал как готовый. Его у меня выкупили за очень хорошую сумму, плюс продал франшизы на открытие еще 11 школ танцев по стране. На это уже можно было начать бизнес в Москве. И там я открыл лондонскую школу танцев Drive Dance. А когда у меня было налажено дело и появилось свободное время для чего-то еще, я подумал: а чего я еще хочу? Вспомнил, что классно было работать на телике. Но за прошедшие 8 лет и страна изменилась, и все изменилось, и я уже не хотел на Первый канал. Я смотрел «Дождь», полюбил их и думал, что если вернусь когда-то на телик, то только на такой.

Ранее певица Вера Брежнева, приезжавшая в Екатеринбург, рассказала, что делала тест на ВИЧ в прямом эфире . 

А по этой ссылке вы можете прочитать историю уральца, который открыто говорит о том, что у него ВИЧ. 

Текст: Мария СЕМИНТИНОВА
Фото: Артем УСТЮЖАНИН / E1.RU; moredramaplz / Instagram