«Мы отдаем им детей, а за них никто не отвечает». Монолог матери погибшего в Елани солдата

После того как умер наш сын, мы с супругом лишились будущего. Теперь у нас осталась только одинокая старость. Мы выполнили свой долг перед государством и теперь просим только одного: провести расследование смерти законопослушного гражданина России и наказать виновного.

Узнали мы о смерти сына 19 апреля. Сначала получили сообщение в соцсети «ВКонтакте» от него, где сын говорит, что над ним издеваются. Я не знаю, кто отправил это письмо, никаких доказательств, что это был Артем, нет. Мы с мужем стали звонить ему, но телефон оказался недоступен. Где-то через час из военкомата позвонили и сказали, что он покончил жизнь самоубийством. Но этот день я не помню…

Доказательством вины трех сослуживцев стала предсмертная записка Пахотина, которую нашли в кармане. Там он просил винить в своей смерти солдат Армана Саграева, Нурбека Абакирова и Богдана Хасанова. Всем им дали реальные сроки, но Рано Пахотина не верит, что записку писал ее сын.

Я не понимаю, как это могло произойти и почему виновных не наказали. В военном министерстве мне сказали, что они не несут ответственности за детей (Рано Пахотина подавала иск к Министерству обороны с требованием выплатить 10 миллионов рублей морального ущерба за гибель сына, но ей отказали , — прим. ред. ). А с кого я должна спрашивать? Мы отдаем им своих детей, которых воспитали и выучили, а потом оказывается, что за них никто не отвечает.

Три раза мы с мужем ездили на полигон, где, как утверждает следствие, умер наш сын. Хоть бы кто-то из сотрудников военного гарнизона принес нам стакан воды или подал стул. Никакого сочувствия там нет — для них все закончилось. Это для нас продолжается. Говорят, время лечит, но это неправда. Нам по-прежнему так же плохо. Единственное, что остается, — добиться того, чтобы виновных наказали.

А я знаю, что это было не самоубийство. Артем закончил институт и устроился на работу, где его ждали с армии. У него девушка. Он знал, что отслужит этот год и вернется. Зачем бы он стал это делать?

По словам гособвинителя, в феврале Богдан Хасанов вырезал на лбу у Артема Пахотина матерное слово из трех букв. Именно после этого, считает следствие, над призывником начали издеваться.

Да и травли никакой не было. Артем был нормальным парнем, никто до него не докапывался. На суде сослуживцы четко говорят, что все было нормально: дружили и общались. А следствие настаивает, что над ним издевались. Но, по их же информации, незадолго до смерти Артема срочник Нурбек (суд приговорил его к колонии на 4 года и 6 месяцев, — прим. ред. ) подошел к моему сыну и попросил сигарету. А сын в ответ: «Да пошел ты на фиг, я тебе не дам сигарету. Другим дам — тебе не дам». Подумайте сами, если кто-то кого-то бьет и травит, разве будет жертва ему так отвечать? Да он издалека начал бы карманы выворачивать.

Мы с Артемом связь держали все время его службы. Он по выходным звонил, а еще тогда, когда стоял на КПП. Все время он был нормальным, здоровым, много шутил. Еще перед армией отец с ним говорил и предупреждал, что в армии могут быть какие-то проблемы. Сын сразу сказал: «Не переживай. Если какая-то ситуация возникнет, я найду способ сообщить». То есть скрывать бы он не стал, тем более доводить до такой крайности.

Картину про издевательства сослуживцев нарисовало следствие. И это не голословные заявления. В течение года мы писали жалобы и ходатайства на поводу того, что дело абсолютно не расследовалось (все они были отклонены, — прим. ред. ). С января по конец февраля я каждый день до пяти часов изучала материалы уголовного дела, поэтому знаю, что говорю. Следствие проводилось с нарушениями. Они не установили обстоятельства смерти, время гибели, положение тела и даже не нашли пулю. Более того, на оружии, которым он якобы себя убил, нет отпечатков пальцев Артема.

Также в протоколе не указано, что проводились какие-либо попытки найти останки сына — фрагменты его черепа. На основании чего можно говорить, что это было самоубийство?

Сначала СКР возбудил против подозреваемых уголовные дела по статье 110 УК РФ («Доведение до самоубийства»), но потом смягчил до 163 УК («Нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности»). Абакирова дополнительно судили еще и по статье 163 («Вымогательство»).

У меня есть заключение руководителя кафедры судмедэкспертизы Красноярского медицинского университета Владимира Чикуна, к которому мы сами обратились, чтобы он провел расследование. Он четко указал, что не было автоматной очереди — зафиксированы разрывы цепочки выстрелов. То есть человек не может умереть, а потом снова нажать на курок. Но следствие проигнорировало и эти противоречия.

У Артема за час до смерти появилась г-образная ссадина, нанесенная тем же предметом, что и слово, которое ему написали на лбу в феврале. Откуда она взялась — неизвестно. Следствие это установило, но само же упорно игнорировало эту ссадину.Скорее всего, наш сын узнал что-то, за что его и убили. Например, на суде свидетели говорили о поборах. Так, с солдат-срочников брали по 500 рублей, с сержантов — порядка 700–800 рублей. Вы просто посчитайте, какие это деньги при таком потоке военных. Куда они уходили? Кто забирал эти деньги? Может, мой сын решил сообщить про эти поборы в правоохранительные органы, поэтому с ним так разделались. Или уже сообщил, я же не знаю.

Сослуживец Хасанов, которого осудили еще в апреле (суд назначил Богдану Хасанову три года колонии, — прим. ред. ), заключил досудебное соглашение, поэтому не смог подать ходатайство. Но на допросе в суде над Саграевым и Абакировым, где Хасанов выступал как свидетель, он заявил, что его заставили взять на себя вину. Он нам сказал: «Если бы я знал, что так закончится, я бы боролся до конца».

Рано Пахотина обращалась в суд с ходатайствами, чтобы провели еще одну независимую судмедэкспертизу в другом городе, но ее обращения отклоняют.

Заказывать еще одну экспертизу пока не можем. Денег нет. С апреля мы были на 30 заседаниях. Представьте, это ехать на поезде из Красноярска. Сейчас мы просто делаем, что можем… На этой почве у меня подорвалось здоровье, супруг перенес сердечный приступ. Но мы не собираемся останавливаться. Будем бороться и дальше. Если сейчас апелляцию отклонят и приговор по сослуживцам Артема вступит в законную силу, то мы пойдем дальше — дойдем до Верховного суда или до заграницы, если надо будет. Возможно, мне придется заказывать эксгумацию, но я не знаю, как это переживу.