«Я лет 7 не хожу на акции протеста»: интервью с известным комментатором Василием Уткиным

Один из самых популярных и известных футбольных комментаторов России Василий Уткин приехал в Екатеринбург на медиафорум «Планерка», который прошел в Hyatt в пятницу. В мае 2017-го Уткин объявил о прекращении карьеры комментатора. Сейчас он вплотную занимается своими блогами в Twitter, YouTube и Telegram, где у него в общей сложности почти миллион подписчиков.

Мы поймали Василия Уткина после одного из выступлений спикеров «Планерки» и поговорили о том, смогут ли Мамаев и Кокорин продолжить карьеру, о YouTube, о том, нужно ли нести ответственность за свои слова, о протестах в российских городах и о том, как он зарабатывает, когда его путают с комментатором «Первого» Виктором Гусевым. 

— Пару лет назад вы назвали стадион «Уралмаш» хлевом . Там до реконструкции «Екатеринбург Арены» играл «Урал». А как вам новый стадион?

— Нет, к сожалению, я там не был. Честно говоря, не помню, почему я назвал его хлевом. Это могло быть связано с тем, что он совершенно не был готов к проведению финала Кубка России. 

— На этой неделе футболистов Мамаева и Кокорина досрочно отпустили на свободу . Как думаете, им удастся продолжить футбольную карьеру?

— С одной стороны, нет ничего невозможного. С другой, Александр Кокорин не производит впечатления очень целеустремленного человека, поэтому в данном случае это вопрос мотивации. Я не вижу особой проблемы в том, чтобы продолжить карьеру. Кокорин еще может сыграть ярко, но лучшие свои матчи как надежда сборной России он уже сыграл. В каком-то смысле как ведущий футболист своего поколения он закончился. Но если он поколеблет это утверждение, я буду только рад. Я потому и говорю об этом не настолько категорично — кто я такой, чтобы выносить приговор. Мои слова ничего не могут изменить, они, может быть, его подзадорят. Но я думаю, что он просто о них не узнает. 

— Президент «Урала» Григорий Иванов заявлял, что готов взять в команду обоих футболистов . Что вы думаете об этом?

— Мне представляется, что у Гриши немало отрицательных качеств, как, впрочем, и у любого из нас. Но он точно не дурак. Если можно получить даром двух таких футболистов, чего бы их не получить-то? У меня есть любительская футбольная команда, она выступает на чемпионате Москвы. Я бы тоже не отказался получить Кокорина и Мамаева. Но я достаточно рассудителен, чтобы не спрашивать их об этом. 

— Около года назад вы плотно занялись YouTube. Вы себя сейчас считаете скорее журналистом или блогером, или между этим уже нет особой разницы?

— На самом деле дольше. Год назад был чемпионат мира по футболу и показатели выросли. Дело в том, что между блогером и журналистом не вижу особой разницы. Когда-то черту между ними пытался провести Владимир Познер, который сказал, что блогеры не отвечают за свои слова. По-моему, разница чисто терминологическая. Как хотите, так и называйте. Я, во всяком случае, не придаю значения, журналист или блогер. 

Я называю себя блогером, потому что чаще спрашивают, почему я это делаю. Там может быть разговор о цифрах — плюс-минус 200 просмотров или 200 тысяч просмотров. А журналистов как собак нерезаных. Поэтому в данном случае я конъюнктурю. Я не вижу большой разницы между блогерами и журналистами. Просто есть люди более или менее заслуживающие внимания. Более или менее ответственные.

— Сколько человек занимается производством видео для вашего YouTube-канала? Вы сказали, что две трети от полуторамиллионного заработка уходит на производство.

— У меня 13 человек в команде. Есть специальный человек, который принимает письма с предложениями по рекламе. Но не могу сказать, что кто-то занимается моими соцсетями, кроме меня. У нас к тому же маркетинговая компания есть — Simple Sport. Я не могу сказать, что все эти люди работают на одном проекте. У меня есть разные по жанру проекты, над ними просто не могут работать одни и те же люди, поэтому столько. 

— В своей лекции вы сказали, что на  YouTube  нет ограничений, которые есть на телевидении. Но там тоже нужно нести ответственность за то, что ты говоришь публично. Или нет? 

— Я считаю, что ответственность, безусловно, есть. Те отличия, которые есть на YouTube, сделали его притягательным. Но если послушать тех, кто имеет там успех, я не вижу у ведущих ютуберов чего-то такого, что не могло бы показываться по телевидению, за исключением некоторых матерных слов. Скорее, это просто больше или меньше шокирует общественный вкус.

— А цензура на YouTube и на телевидении есть? 

— Мне кажется, что есть несколько видов цензуры. Первая — цензура с точки зрения закона. Она должна быть, безусловно. Закон должен охранять право человека на личную жизнь, например. Но я считаю полный запрет на использование матерной лексики абсолютным безумием. Без сомнения, это должно как-то дозироваться по количеству. Но бессмысленно запрещать слова. Сразу стали возможными «жопа», «срать», «мудак». А до этого их мало кто употреблял. 

Есть самоцензура, когда человек остерегается ответственности за свои слова перед работодателем, перед кем-то еще. Накладывает на себя ограничения сам. Он может не хотеть обидеть человека, который ему дорог. Или человек может обидеться, а ему с ним еще надо иметь дело. 

Много в последнее время такого, когда человек говорит от своего лица, не думая, что это может звучать как высказывание от лица компании, например. Человек не думает, что он высказывает что-то, подставляя других людей.

 — А бывали такие моменты, когда вы понимали, что вот сейчас столкнулись с цензурой?

— В той или иной форме ответственность за слова существует. Ты либо берешь ее, либо нет. Хотите — называйте это опасением перед тем, чтобы получить по морде. Хотите — опасением, что ты не получишь какую-то рекламу потенциальную. Или выскажешься на какие-то темы, а кто-то на тебя обидится и не пустит к себе. Это всё не более, чем ответственность за свои слова. 

— В мае сквер в Екатеринбурге, рядом с которым мы находимся, на неделю стал центром России. Затем протесты в Москве. Вы чувствуете, что ситуация в России меняется?

 — Конечно, слышал. В Бурятии тоже, в Архангельской области. Понимаете, я человек разумный, и уже в общем-то не очень молодой. И то, что если чайник стоит на огне, а у него плотно закрыта крышка и никуда не уходит пар, — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он рванет. У людей нет нормального представительства, возможности свободно высказываться. Огромное количество конституционных свобод ограничено без изменения текста Конституции. Что происходит в судах, вообще уму непостижимо порой. Мы много лет дружим с парнем, который является представителем России в Страсбургском суде. Он говорит: «Я просто выношу решения по закону. Это такая роскошь, как выяснилось». 

Если говорить о личном отношении, я лет семь-восемь не хожу на акции протеста. Не потому, что я их игнорирую. Почему-то не хочу туда идти. Не страх, не что-то еще — просто не вижу для себя оснований. Я высказываю свою позицию, но никого не зову на улицы. Если бы я был готов пойти сам, я бы это делал.

— А как насчет тех, кто зовет людей на улицы, а сам не выходит?

— Это их выбор. Я хочу, чтобы с ними обращались законно. Я требования многих морально поддерживаю. 

— Для тех, кто не увлекается футболом, вы — голос из навигатора. Вас узнают по голосу таксисты? Были смешные случаи?

— Такие случаи, чтобы меня слышали, но при этом не видели, бывают довольно редко. Так что черт его знает, как именно узнают. Только что мы с Алексеем Пивоваровым поднимались в лифте и мужик сказал, что где-то меня видел. Вот такая форма узнавания есть. Очень странная вещь — всю жизнь меня путали с Виктором Гусевым. Я в общей сложности тысяч 20 на этом заработал. Еще так назойливо: «Давай поспорим?». Но иногда из этого можно извлечь забавные плюсы, абсолютно честный заработок. 

Текст: Виктория ЧУЛЮКИНА
Фото: Артем УСТЮЖАНИН / Е1.RU